Шах и мат!

 


Великое дело – отдых! Можно просто закрыть глаза, расслабиться и одним быстрым движением смахнуть с лица десятки масок, что успели нарасти всего за неделю. «Вы так любезны, господин Добровольский» - щёлк, первая маска готова. «Госпожа Левицкая, вы сегодня просто сногсшибательны» - хлоп, и вторая маска вгрызается в кожу, прилипая к ней гаденькой, заискивающей улыбочкой. А как вам это: «Ваш доклад не оставляет сомнений, что новым президентом назначат именно вас!». Тьфу, самая гадкая маска на этой неделе. Её тоже долой.

- Вот так, – Зарецкий, что было силы, потёр лицо ладонями и устроился поудобнее в шезлонге, который вот уже пятнадцать минут неистово изображал из себя полноценного массажиста.

Термопластик, под завязку напичканный электроникой, хоть и стоил бешеных денег, не шёл ни в какое сравнение с тёплыми руками жены. Но сегодня Ирина не хочет даже разговаривать. Зарецкий так и не смог понять, чем провинился. Новый день для него начался всего час назад, а вчерашний вечер вспоминается урывками. Да и те редкие картинки, которые спонтанно возникают в голове, настолько сумбурны, что составить из них хоть сколько-нибудь логичную цепочку событий не представляется возможным.

Проклятые коктейльчики мамаши Откормышевой. На этот раз «жертва экспериментов» решила чествование своего сынульки начать и закончить бронебойной химической атакой. А тому хоть бы что – доволен, скотина. Пусть бы даже все повыздыхали с лёгкой маминой руки, - президентское кресло уже в его липких пальчиках, а с понедельника так и вовсе под его костлявым задом. Ну, и маман, естественно, не упустила своего, оттянулась на славу.

Так же как и коктейли, госпожа Откормышева обожает пластическую хирургию и ложится под аппарат, как только весть об очередной новаторской технологии достигает её ненормально симметричных ушей. Следовательно, восемьдесят процентов своей праздной жизни тётка проводит в клиниках и реабилитационных центрах. И, нужно сказать, не зря. Выглядит она здорово младше сынишки. Лет эдак на двадцать. Хотя вероятность того, что у престарелой девушки ещё осталось что-то своё, слишком мизерна, чтобы продолжать считать ее человеком.

- Киборг! – прошептал Зарецкий, страшно тараща глаза, и сладко улыбнулся собственной шутке.

– Кстати о киборгах, - он обернулся к балконной двери. – Рур!

Дверь послушно отъехала в сторону. В ту же секунду, откуда-то из глубины огромной квартиры послышался заливистый собачий лай, и почти сразу на балкон ворвался небольшой серый пес. Он с разбегу вспрыгнул на колени хозяина, бесцеремонно водрузив передние лапы ему на грудь. Энергично виляя хвостом и поскрипывая суставами нетерпеливо переминающихся задних конечностей, псина принялась самозабвенно облизывать лицо Зарецкому горячим, маслянистым языком.

- Ну, все, Рур, хватит, - пытаясь прервать безудержную собачью любовь, Зарецкий выставил ладони перед собой, отпихивая пса.

Затея оказалась из ряда невыполнимых. Ловко увернувшись, Рур продолжил осыпать хозяина «поцелуями». Уж если он решил до конца излить все нерастраченные эмоции, что накопила за неделю его маленькая электронная душа, это не остановить ни одним из известных способов. Остается одно – смириться и ждать момента, когда буря уляжется сама.

Сопя и отплевываясь, Зарецкий стойко вытерпел все неуклюжие «па» на своих коленях в придачу со скользким языком на щеках, носу и даже шее. Наконец фейерверк чувств утих, и довольный пес прижался всем телом к ногам того, кого вот уже пятнадцать лет считал своим личным всемогущим божеством.

- Доиграешься ты у меня когда-нибудь, - пригрозил собаке Зарецкий, притворно нахмурив брови. – Ветеринары давно намекают, что ты неприлично устаревшая модель.

Рур прижал уши и жалобно глянул на хозяина. Зарецкий потрепал его за ухом.

- Ну конечно, я ни кому тебя не отдам! – улыбаясь, заверил он пса. – Это для них ты модель, а для меня – моя собака. Посмотри на себя и на любой новомодный гаджет. Разве можно заменить прекрасное лохматое чудовище на одну из этих прилизанно-отмороженных морд?
Псинка снова принялась подскакивать, тихонько скрипя и поскуливая. Зарецкий потер подбородок, оглядывая робота.

- А к ветеринару тебя придется свозить. И не смотри так. Скрипишь как неотреставрированная мамочка Откормышева, но той хотя бы по возрасту положено, а ты для этого бессовестно молод.

Зарецкий вздохнул, оторвался от шезлонга и, бросив прощальный взгляд на балконный бассейн, потопал в комнату, крепко зажав под мышкой упирающегося пса. Все-таки Рур - собака, а собаки больше всего на свете боятся ветеринара.

Как и все, кто имел искусственных домашних животных, Зарецкий продолжал пользоваться именно этим словом, не смотря на то, что настоящих ветеринаров осталось не больше, чем их подопечных. В городах, так и вовсе не было. Им на смену пришли системные администраторы, которые с одинаковым успехом могли починить и собаку, и электронный нож, и посудомоечную машину. Но однажды привыкнув к названию, люди не хотели с ним расставаться. А быть может, причина скрывалась глубже - в нежелании до конца поверить, что живых питомцев им не заполучить больше никогда.

Бесцельно побродив по квартире с уже вовсю орущей собакой, Зарецкий собрался с духом и крикнул:

- Ира, ты мобильник мой не видела?

За спиной раздался тихий щелчок. Зарецкий обернулся. Панель на стене ярко вспыхнула, и на ней возникло лицо жены. Оно источало такой холод, что, казалось, несчастное стекло сейчас либо заиндевеет, либо вообще треснет. Зарецкий сам почувствовал, как похолодел и затрясся не хуже, чем собако-робот в его руках. Что же нужно было вчера такое сотворить, чтобы она вот так смотрела?

Но лицо уже исчезло, оставив после себя голубой экран с корявым сообщением об ошибке системы.

«Даже операционка не выдержала, - подумал Зарецкий. – Чего же тогда ждать мне?»
Одной рукой он аккуратно снял панель со стены и, положив на стол, свернул в трубочку. Пусть спецы заодно и это вечно зависающее недоразумение перенастроят.

- Ира! – позвал он снова. – Иди, посмотри, что ты наделала. Ты своим злобным видом панель сломала, а она, между прочим, ни в чём не виновата.

- Зато ты ещё как виноват! – жена влетела в комнату, словно фурия или даже Медуза Горгона.

Её черные волосы, всегда аккуратно уложенные, топорщились сейчас, подобно змеям в кубле, щеки раскраснелись, а грудь вздымалась, норовя вывалиться из выреза и без того не очень-то похожей на одежду майки. Зарецкий невольно залюбовался. Собака, немедленно воспользовавшись моментом, рванулась и, стукнувшись об пол, унеслась в неизвестном направлении.

- Крабеночек, в чем же я виноват? – подобострастно протянул он и попытался обнять жену.
Наградив его негодующим взглядом, Ирина отступила на пару шагов.

- Что это еще за «крабеночек»? – зло выкрикнула она. – Совсем обалдел?

- Ну, шарик мой воздушный, - Зарецкий невольно посмотрел на грудь жены. – Не злись. Ты сама подстрекаешь - так смешно пучишь глазки, совсем как маленький крабик.

- Так, Евгений, – Ирина даже топнула ножкой от негодования. – Прекрати сюсюкать и будь мужиком! Только не как вчера.

- А вчера я был не мужиком? – Зарецкий скорчил удивленно-оскорбленную гримасу и сразу же машинально провел ладонью по лицу.

- О да, - добавив в голос как можно больше сарказма, Ирина развела руки в стороны, как бы показывая, насколько огромна вина мужа. – Ты не просто им был, ты даже подтвердил это жирнющим восклицательным знаком.

- Да что такое? – гнев и раздражение Ирины потихоньку завладевали Зарецким. - Объясни, в конце концов!

- Хочешь заставить меня поверить, что ты ничего не помнишь? – сложив руки на груди, ехидно осведомилась Ирина.

- Не собираюсь я тебя заставлять! – вспыхнул Зарецкий. – Рур, воды!

Ирина хмыкнула. Вернувшийся пес, предано глянул на своего сердитого идола, но не двинулся дальше ног хозяйки, наивно ища защиту именно в ней.

- А-а, ты же не умеешь, - Зарецкий разочаровано посмотрел на собаку и добавил. – Предатель.

Негодующе дернув плечом, Ирина вышла из комнаты, но через пару секунд вернулась с пластиковой емкостью.

- Держи, - она кинула емкость Зарецкому. – Считай, что я поверила.

Зарецкий поймал спасительный напиток и жадно приложился к нему губами.

- Укол сделал? – почти обеспокоенно спросила жена.

- Еще утром, - соврал Зарецкий. – Но жажда пока не отпускает.

Жена устало вздохнула и потерла пальцами виски.

- Ты же знаешь, нельзя смешивать алкоголь, особенно если мешаешь малоизвестную химию с совсем неизвестной.

- Так это и не я мешал, - Зарецкий посмотрел на нее взглядом больного ребенка.

- Ладно, пойдем на кухню, я тебя накормлю и всё расскажу, - сдалась Ирина.

- Я не голодный. Ты лучше скажи сразу, а то, судя по твоему виду, я чуть ли не продал нас обоих вместе с квартирой и всем тем хламом,которым она набита.

Подвинув ногтем зажим, чтобы вода лилась чуть быстрее, Зарецкий снова присосался к пластику.

- Не продал, - жёстко сказала жена. – Ты всего-навсего вызвал Откормышева на дуэль.
Поперхнувшись, Зарецкий закашлялся.

- Что я сделал? – сипло выдавил он. – Что?

- Этот мерзкий, - Ира скривилась, но так и не нашла подходящего эпитета. - Весь вечер приставал ко мне, пока его маман накачивала тебя коктейлями, а когда от слов он стал переходить к делу, я с испугу пожаловалась тебе, ну ты и…

Ирина подошла ближе и заглянула мужу в глаза.

- Наверное, это я виновата, да? – тихо проговорила она.

- Ты не виновата, - Зарецкий сгреб ее в охапку, все еще не в силах осознать то, что произошло.

Уткнувшись ему в плечо, жена заплакала.

- Ира, - осторожно спросил он, легонько дотронувшись до её волос. – Я что-нибудь ещё говорил?

Она подняла на него широко распахнутые глаза, в которых плясал такой неподдельный страх, что Зарецкий сглотнул.

- Ты сказал: «победитель получит всё», а потом отправил сообщение о дуэли в КРК, - срывающимся голосом поведала она. – Я звонила им, они сказали, ничего нельзя исправить.

- Когда партия? – хрипло спросил Зарецкий.

- Завтра в четыре.

Ирина снова спрятала лицо на груди мужа.

- Ты ведь не отдашь меня ему, правда?

- Никогда, - выдохнул он, сжимая ее плечи сильнее. – Слышишь? Никогда!

- Женя, мне больно, - вдруг пискнула она.

- Прости, - Зарецкий отстранился. – Займись, чем там ты планировала и ни о чем не беспокойся. Я все улажу.

Жена на минуту прижала руки к груди, но потом развернулась и исчезла в одном из дверных проёмов. Проводив её взглядом, Зарецкий болезненно поморщился. Она казалась такой беззащитной сейчас и такой прекрасной. Он любил эту женщину больше себя самого, любил с того самого дня как она наступила ему на ногу в шумной университетской кухне.

Тогда она несла перед собой красивый торт в виде огромного футбольного мяча и, конечно же, обвинила, что это именно Зарецкий не смотрит, куда идет. В ответ он, будучи юным несдержанным болваном, всё же нашел в себе силы и, скрепя зубами, поздравил их факультет с победой. Усмехнувшись, Ира унесла торт, а потом вернулась за Зарецким и больше уже не отпустила. Но даже если бы и захотела отпустить, он ни за что бы не ушёл. Просто остался торчать у дверей ее комнаты, пока она не взяла бы его назад.

Но хватит нюни распускать. Зарецкий схватился за голову. Нужно все отменить, пока не поздно. Мобильник! Он ткнул в маленькую кнопочку на тонком браслете из искусственного каучука. Тут же раздались резкие, отрывистые сигналы. Вот же он. Ну конечно. На том самом диване, где провел сегодняшнюю ночь его идиот-хозяин.

Схватив телефон, Зарецкий глянул на блестящую поверхность и проорал:

- И-пять-я-два-ноль-четыре-восемь-пит-двадцать-пять.

Это пароль. И хотя всякие умники не рекомендуют связывать его с какими-либо событиями, но, во-первых, для Зарецкого эти перемешанные как попало буквы и цифры не просто событие, а некий символ: дата и место его женитьбы на лучшей из женщин. Во-вторых, чтобы разблокировать телефон, одного пароля мало, нужно приложить трубку к браслету, который является личным уникальным идентификатором. Его нельзя ни подделать, ни снять. Разве что вместе с рукой.

Не так давно любители подкожных чипов развернули в сети настоящую информационную войну против подобного способа идентификации. Они безостановочно льют потоки помоев, среди которых и справедливое: «недостаточно надежен», и фантастическое: «чересчур радиоактивен». Но Зарецкий любой аргумент считал бредом, ибо был твердо уверен, что нет ничего хуже, чем позволить зашить в себя кусок желеобразной дряни, которая, даже попав в организм, будет действовать только согласно заводской прошивке, причем часто вразрез с желанием носителя. Браслет же создавал иллюзию свободы.

Определив, что запрос вполне легален, телефон (ещё одно любимое слово-архаизм) загорелся множеством прозрачных цифр, букв и символов. Цыкнув, Зарецкий четко проговорил:

- Поиск. Комиссия по разрешению конфликтов.

Символы пропали, и на дисплее всплыла надпись: «Возможно, вы имели в виду: Конфессия по сохранению улиток». Зарецкий моргнул и остервенело гаркнул:

- Нет, я имел в виду то, что имел.

Надпись потухла, сменившись следующей: «Вы уверены, что не хотите вызвать другого абонента?»

- Уверен! – заорал Зарецкий, потрясая телефоном.

И эта надпись потухла, выбросив грозное: «Предупреждаем! Дуэль может привести к необратимым последствиям!», но, не рискнув больше испытывать терпение пользователя, мгновенно сменилась лоснящимся лицом помощника по связям с общественностью КРК.

- Добрый день, господин Зарецкий, - ласково проговорил он. – Спасибо, что решили воспользоваться нашими услугами. Это верный выбор, учитывая…

- Я требую отмены партии, - выкрикнул Зарецкий.

- Простите, но это абсолютно невозможно, - не меняя тона, сообщил помощник. – Дуэль можно отменить только в первые полчаса после заявки, таковы правила.

- Мне плевать на твои правила, - заистерил Зарецкий. – Я настаиваю!

Сладкая улыбка сползла с лица помощника.

- Вы упустили возможность на чём-либо настаивать, господин Зарецкий, - холодно отчеканил он. – Партия состоится в назначенное время.

Зарецкий нервно дёрнул мочку уха, усилием воли заставляя себя успокоиться.

- Какие варианты? – спросил он уже более ровным тоном.

- Без вариантов, - ответил помощник, тряхнул головой и добавил. – Напоминаю, что в случае неявки одного из соперников, победа автоматически присуждается оппоненту.

- Спасибо, постараюсь не забыть, - зло процедил Зарецкий.

Отключившись, он принялся метаться по комнате, будто тот самый умирающий дельфин, баннеры с которым частенько выскакивали из разных домашних приборов, требуя спасти несчастного. Зарецкий уже люто ненавидел мучающуюся зверушку, которая, судя по кричащим заглавным буквам, была чуть ли не последней на Земле. Вкупе с дельфином он терпеть не мог и большинство домашней утвари за бесцеремонное вымогательство денег у собственного владельца. Черт бы побрал того, кто придумал закон о невозможности отключения социальной и экологической рекламы.

Внезапно телефон издал пару утробных каркающих звуков, заставивших Зарецкого брезгливо скривиться. Что ещё нужно этому скоту? Наверняка хочет поглумиться.

- Слушаю! - выкрикнул он.

На экране появился бесстрастный Откормышев.

- Добрый день, Евгений Александрович, я надеюсь, вы не восприняли всерьез вчерашний инцидент? – спросил он холодно.

Зарецкий изобразил невозмутимость, но внутри у него всё ликовало.

- Конечно, Юрий Витальевич, думаю, что мы, как цивилизованные люди, не будем…

- Вот и отлично, - перебил Откормышев и хищно улыбнулся. – Я сказал, что не стану принимать вызов от такого как вы. Естественно я погорячился. Уверен, вы достаточно практиковались, и партия окажется интересной для нас обоих.

Экран потух.

- Сволочь! – заорал Зарецкий на переливающийся чернотой мобильник.

Читать дельше