Я пират. Флибустьер. Незаконнорожденный
сын нищего рыбака и пропахшей рыбой портовой русалки, воспитанный вдали
от никчемных родителей. Я отвратительно молод, чтобы разделить участь
«собратьев по клинку», но безнадежно стар, чтобы восторженно глядеть с
фок-мачты на выжигающее горизонт солнце. Всё это я – ваш покорный слуга
Октавий Вназырь. Странное имя, - скажете вы и будете правы. Оно
ненастоящее. Как, собственно, и все, что окружает меня последние десять
лет. Но об этом позже.
Ребенком я зачитывался историей о морских разбойниках. Единственная потрепанная книга, что, точно какая-нибудь бриллиантовая диадема, передавалась в нашей семье из поколения в поколение. Мне было всего шесть, когда дед открыл банковскую ячейку и положил на мои, подрагивающие от нетерпения, ладошки стопку пожелтевшей бумаги в измочаленном временем картоне. Тогда я решил, что он окончательно свихнулся, но теперь понимаю: лучшего подарка нельзя было и придумать.
Мой старенький дедушка. Говорят, он был бунтарем и ни разу в жизни не склонил головы. Когда пришло время, он восстал даже против старости, бережно ухаживая за редеющими волосами и надежно скрывая парой фланелевых перчаток едва проступившие пигментные пятна. Я помню, он почти выиграл битву, но внезапно получил удар в спину от противника, который никогда не объявляет войны. Он умер, резво отбивая такт по крышке пианино и широко улыбаясь юной, розовощекой девушке. Всё, что осталось от статного мужчины, до самого конца, не утратившего красоты и привязанности женщин: старая книга, клавишный инструмент и пара пятипалых кусочков ткани.
Я не ношу его перчаток. Теперь уже нет. Каждым миллиметром кожного покрова я должен чувствовать то, что делаю. Я слышал, что один такой миллиметр содержит больше двух миллионов клеток, и все они дышат, чувствуют, а главное - помнят. Мои не просто эмоциональны, они – разумны. Одно прикосновение, и я способен считать отпечатки пальцев с любой поверхности. Для меня не останется секретом даже самый замысловатый и длинный пароль, ведь ваши пальцы бегают по клавиатуре в определенном порядке, а я могу почувствовать этот порядок. От меня не скроется и то, с какой силой вы давите на клавиши – чем ближе к концу, тем сильнее. Я могу вскрыть любую дверь, если ее хоть раз открывали до меня, реальна она или виртуальна – неважно.
Звон колокола в, припрятанном за ушной раковиной, миниатюрном передатчике возвещает о том, что объявлена пятиминутная готовность и я, напялив шерстяное пальто, со всех ног несусь в ближайшее бомбоубежище, чтобы встретиться с остальной частью команды красавца-галеона с вызывающим именем «Месть Невежественных». Я ношу гордое звание первого помощника и отвечаю за корабль головой, поэтому он всегда при мне.
- Отличный денек для хоешей кйажи, - картавит боцман, расплываясь в масляной улыбке, его железные зубы игриво поблескивают в тусклом свете мигающей лампы.
Кивнув, машинально лезу в карман, ощупывая массивный карабин и холодный корпус, пристегнутой к нему, маленькой флэшки.
- Я открою тебе наружную дверь, Тав, - пищит низкорослый толстячок, нервно водя скулами, едва заметными из-за пухлых щек, отчего сразу становится похожим на жующего хомяка.
Не знаю его имени, а потому снова киваю и поворачиваюсь к боцману.
- Надеюсь, в этот раз ты все хорошо проверил, и сюрпризов не будет, - говорю очень жестким тоном, специально протягивая каждое «р».
- Йазумеется, я йасчитал всё до мельчайших подйобностей, - улыбка не покидает его лица, завораживая металлическим отблеском.
Удивительная способность при таком дефекте речи специально подбирать слова так, чтобы большинство из них содержало ненавистную букву.
- Я счастлив, - надменно бросаю, уже не глядя в сторону довольного жизнью боцмана.
Моргающий свет вырывает из темноты неподвижную маску. Если бы не постоянное перемещение зрачков, резко контрастирующих с блекло-голубой радужкой, в этом лице сложно было бы заподозрить наличие жизни. Даже глубокие рытвины на носу и щеках больше напоминают трещины в камне. Тиберий Кортес. Наш предводитель, мозг и здравый смысл. А еще он некто вроде доброго, но строгого отчима. Мы не имеем ни малейшего понятия, кем он был раньше. Все, что нам известно: он - капитан галеона, а мы – его экипаж. Каждый из нас трепетно хранит свою собственную историю восхождения «на борт», не выдавая ее никому ни под каким предлогом. Объединяет одно: все эти истории связаны с ним.
- Не слишком ли много ты на себя берешь, Октавий? – говорит капитан спокойно, будто и не хочет уличить меня, а интересуется просто так, из любопытства.
Мою спесь сдувает, будто порывом ветра, хотя даже самому тощему сквозняку не пробраться в подземный лабиринт бомбоубежищ, которым правим мы – пираты.
- Я лишь хотел напомнить… - начинаю оправдываться, ощущая, как невыносимо пылают уши.
- Не стоит, - холодно обрывает мою тираду и смотрит на часы. – У вас пятнадцать минут. Держите связь.
Боцман свистит в начищенную дудку, и мы срываемся с мест, словно стайеры. Я бегу чуть позади остальных. Мой выход будет много позже, когда слетят увесистые замки, откроются тяжелые двери, и останется только одно препятствие, неказистое на вид, но самое надежное из всех. Флэшка приятно щекочет пальцы. На ней давно уже нет ничьих следов, кроме моих собственных. В финале спектакля только я и корабль.
- Впейод койсай! – боцман толкает в спину.
Очнувшись от внезапно охвативших раздумий, осторожно пробираюсь по узкому канализационному колодцу, ухожу резко вправо и одним прыжком забираюсь на ржавую от постоянной сырости лестницу. В нос ударяет запах гнили и плесневых грибов. Ну почему всегда одно и то же? Неужели в городе не осталось зданий, где подвалы еще используются людьми? Рука утопает в чем-то мягком, липком и мерзком. Брезгливо отдергиваю, машинально оттирая о штаны. Лязг засова и визжащий скрип несмазанных петель заставляет вжаться в осклизлую стену.
- Это я, Тав, - шепчет знакомый человечек, которого я уже окрестил про себя Фаршированным шаротелом.
- Наружная дверь должна хотя бы одной стороной выходить наружу, - сердито ворчу я.
Толстяк виновато разводит руками.
- Прости, но по-другому никак.
- Значит, никудышный из тебя вербовщик, - раздраженно отмахиваюсь.
Шаротел обиженно сопит, но предпочитает не возражать. Еще бы, он всего лишь матрос, таких на галеоне сотни, если не тысячи. Ухмыляюсь про себя и бесшумно выскальзываю за дверь. План здания выучен мною так, что я могу поворачивать в нужном направлении с закрытыми глазами.
В одном из коридоров встречает запыхавшийся юнец. Он глядит восхищенно, будто перед ним апостол и, трясущимися от напряжения, пальцами меняет мое излюбленное пальто на темно-синий потертый пиджак. Последний немного тесноват. Я недовольно дергаю плечом, но тут же замечаю на лацкане небольшой бэйдж с чужим номером и моим собственным, немного помятым лицом.
- Отличная работа, - потираю руки, рассматривая уровень доступа.
Судя по заглавной «А», на эти пятнадцать минут я здесь - большая шишка.
- Спасибо, господин, - пацан краснеет.
- Господин? – издевательски приподнимаю бровь. - Твой код, единица?
Он вспыхивает и тихо, но сердито шипит:
- Вы ошибаетесь, я не единица, у меня есть имя.
- Вот и хорошо, - заглядываю ему в глаза. - Никогда не произноси слова «господин», если хочешь, чтобы никто больше не ошибся на твой счет.
Он хватает меня за плечо. Даже через толстую ткань пиджака я чувствую жар его пальцев.
- Всё готово, - лопочет. - В хранилище - никого.
- А рядом?
- Только двое, но они - из наших.
- В зале проблем не будет?
- Нет, сегодня утром поступило распоряжение исключить перерывы.
- Ваша работа? - улыбаюсь уголками губ.
- Моя! - выдыхает он.
- Молодец! Будешь продолжать в том же духе, очень скоро получишь повышение.
Я вижу, как расправляются сутулые плечи, и как наполняются гордостью глаза юноши.
- Возможность служить «Мести Невежественных» - уже повышение, - говорит он.
- На.
- Что? – его плечи снова опускаются, а руки хватают и мнут полу такого же нелепого пиджака, какой теперь на мне.
- Мы говорим: «Служить на «Мести Невежественных».
Я дружески хлопаю мальчишку по спине, отчего выражение его лица становится еще более детским, и устремляюсь вперед. Капитан не любит ждать. Всё же он был прав: я слишком много болтаю.
Коридоры, коридоры. Зачем их столько? Какое нерациональное расходование пространства. По обеим сторонам десятки каморок, иногда с маленькой дыркой для света, а иногда и вовсе без нее. В каждой копошится никчемная единица. Они только выглядят как мы, а на самом деле не больше, чем пугливые твари, что снуют в темноте подземных катакомб. Они боятся всего: света, слов, знаний, а главное — неповиновения. Вот их самый навязчивый страх. Изо дня в день они приходят сюда, чтобы выполнять монотонную, ненужную работу. Говорят, что некоторые так и умирают, накрывшись очередным выпуском последних новостей.
Каждый раз, когда я появляюсь в подобном месте, меня раздирает от желания распахнуть эти двери, одну за другой, и за волосы выволочь на свет тех, кого найду за ними. Останавливает долг: нет, и не может быть ничего важнее, чем то, что мы делаем для нашего полумертвого мира, проклятого всеми богами, в которых когда-либо верило человечество.
Зал. Новое нагромождение крысиных нор, только с прозрачными стенами. Как по мне, так это форменное издевательство. Проходя мимо, я бесцеремонно разглядываю склонившихся над одинаковыми столами, одинаковых людей. Могу поспорить, что у многих за плечами десятилетия подобной работы, но ни один не может похвастаться, что знает имя соседа, от которого отделяет лишь тонкая стеклянная перегородка. Интересно, кто из них уже успел перейти на нашу сторону?
Несмотря на мой нахальный взгляд, головы так никто и не поднял. Жуть. Истинные слуги своего хозяина, они - скорее нули, чем единицы. Заветная дверь. Дотрагиваюсь до кнопок кончиками напряженных пальцев. Сейчас мне нужен только пароль, а не генетический код тех, кто этот пароль знает. Странно. Никаких следов кожного жира. Мертвый пластик, ничего больше. Прижимаюсь чуть сильнее. Тканевых ворсинок нет, значит, перчатки они тоже не используют. Еще сильнее. Закрываю глаза. Осторожно ощупываю кнопку за кнопкой. Есть!
Пластмассовая стружка, мельчайшие крупинки. Кем бы ты ни был, но ты точно не дурак и, судя по всему, код набираешь исключительно шариковой ручкой. А может тому виной вовсе и не изощренный ум, а просто глупая привычка? Как бы то ни было, я уже знаю твой секрет. Хотя не могу не поблагодарить, ты подал мне отличную идею.
Достаю из кармана флешку и осторожно нажимаю с ее помощью нужные символы. Дверь тихо пищит. Совсем как наш друг Шаротел. Я внутри. Здесь всё очень напоминает отделение морга, куда меня вызывали на опознание одного из матросов: холодно, чисто и тихо. Хотя, если вдуматься, это и есть морг. Последнее пристанище не прошедшей цензуру информации. А вот и «холодильники» - полки с прямоугольными коробками серверов. Прохожу мимо. Мне нужно дальше, в маленькую заваленную хламом комнату, где стоит один единственный компьютер. Всегда поражался человеческой способности защищать всё так, чтобы непременно оставалась возможность эту защиту обойти.
Господь Всемогущий, да тут и пароль идентичный тому, что на двери! Сдается мне, я стану здесь частым гостем. Количество папок поражает воображение. Что же качать первым? Как будто прочитав мои мысли, за ухом оживает передатчик.
- Октавий, оттуда нам нужно только две папки: «Пошлятина» и «Запредельный маразм».
Поперхнувшись собственной слюной, тупо переспрашиваю:
- Вы уверены, что именно их, капитан?
- Не верь глазам.
- Мы вернемся?
- Нет.
- Но тут столько всего, мы же не можем...
- Выполнять приказ!
Передатчик шипит, словно разъяренная змея. Я бессильно провожу рукой по лицу. Возможно ли, чтобы именно это было тем, ради чего рисковало столько людей? Ведь в случае провала, нас ждет не простая потеря должности или даже тюрьма - мы положили на кон собственные жизни.
Решение приходит мгновенно, подобно пуле, пущенной из кремниевого карабина. Я просто не имею права...
Минута, две, пять.
Передатчик взрывается картавым басом.
- Уходи оттуда, Октавий!
- Дай мне минуту.
- У меня ее нет, вали оттуда!
Начинаю лихорадочно возить мышью. Я вечно смеюсь над наивными новичками, которые свято верят, что это поможет ускорить время передачи данных, но продолжаю дергать несчастное устройство, не теряя надежды, как и любой, загнанный в угол, зверь. Кровь стучит в висках. Ну, когда ж ты уже доползешь, гадский индикатор загрузки?
100%
Чуть ли не прыгаю от радости.
- У меня всё! - кричу гораздо громче, чем требуется.
- Не ори и выметайся из хранилища!
Почему он не картавит?
Подхватываюсь.
- Корабль на месте?
Господи, что это со мной? Чуть не забыл основное. Лихорадочно впихиваю флэшку обратно в разъем. Да что же за день такой, теперь еще и вставляться не хочет. Наконец всё сходится, я запускаю файл.
Пиратский галеон «Месть Невежественных» - последнее, что увидят белые от ужаса сотрудники хранилища, перед тем, как их сервера окончательно и бесповоротно отойдут в мир иной. Это - прихоть капитана, а теперь уже и наша визитная карточка. Так мы напоминаем о себе, так заставляем единицы корчиться от страха, а их хозяев рыть землю, чтобы отыскать и отобрать у нас единственное, что осталось. Нашу свободу.
Они – это кучка жирных толстосумов, возомнившая себя последней инстанцией. Но это только так говориться, на самом деле, они вовсе не безобразны. Они красивы и начитанны, они видели и знают такое, чего нам даже во сне не приснится. На них работает целая армия профессионалов, чтобы сделать их жизнь идеальной. Как же я ненавижу этих подонков, их баб и их выродков. Всё их холеное отродье с натянутыми до задницы лицами и снисходительной улыбочкой. Под ней кроется отвратительный оскал презрения ко всем, кого они зовут «единицами». Не зря.
Тупое, оголтелое стадо. Всё для него, для любимого. Хотите легализовать наркотики? Пожалуйста. Любой ребенок, только-только прекративший писать в штаны, знает, как правильно приготовить дозу, чтобы увидеть не страшных чудищ, а новые цветные миры. Проституцию? Держите! Девочке достаточно научиться считать до десяти, и она вполне может сделать неплохую карьеру, по три раза на день падая на спину пред каждым потным мужиком. Наркотики и секс теперь - единственные развлечения, подарок для возлюбленного народа. Есть, конечно, еще парочка, пусть и менее значимая: можно нажраться синтетической еды со вкусом амброзии и, если повезет, то утром вполне спокойно отправиться «работать» в свою родную каморку. А можно поглазеть в ящик, который с утра до вечера бубнит о том, как вам повезло и показывает кровавые истории о тех, кому повезло меньше. Вот и всё. Весело, правда?
А им весело. Можно сказать, это предел их мечтаний. Овцы. Их я ненавижу еще больше лощеных ублюдков. У них отобрали веру, заменив фанатичным гипертрофированным суррогатом - они побежали молиться новому идолу, радуясь, что теперь разрешено то, что раньше было запрещено. Их дома обыскивали, их самих унижали - они, кланяясь, снова и снова открывали двери. В конце концов, у них отобрали самое дорогое – знания, а они устроили ликующий хоровод вокруг огромного костра из книг, с которых еще вчера с трепетом стирали пыль.
Меня передергивает каждый раз, когда я вспоминаю, что сам был одним из них. Я также вставал по утрам и отправлялся в душную, плохо освещенную комнатушку. Я даже, как будто, любил свою работу. Вечером я приходил домой или задерживался в пестрящем огнями кабаке, чтобы всё равно оказаться дома, но позже и рядом с миловидной девчушкой, имени которой я не вспомнил бы уже через пару часов, даже если бы она решила вдруг мне его сообщить. Я был доволен. Как хряк, мирно посапывающий в сарае до тех пор, пока в него не вошел кто-нибудь с огромным ножом.
Всё изменилось в один день. Они пришли, чтобы отобрать две самых дорогих мне вещи: дедушкино пианино и книгу о пиратах. Ассистенты. Нам вдалбливают, что они слуги народа, только мне хорошо известно, чьи это слуги. Они сказали, что моя профессия не требует хранения в доме подобных предметов, и они с удовольствием помогут передать их труда, где эти самые предметы нужнее. Лживые шавки. Я вытолкал их за дверь. Захлопнув ее перед их вытянутыми рожами, я навсегда вычеркнул себя из списков благонадежных единиц.
Позже, пряча книгу за пазухой, я стучался во все известные мне двери, но везде находил только испуганные взгляды, иногда с просьбами одуматься, но чаще с резким осуждением. Потом закончились деньги. Всего за неделю я стал похож на голодного, бездомного пса, вздрагивающего от любого звука и принимающего тень от фонаря за петлю ловца бродячих собак. И тут в моей жизни появился капитан. Он дал мне кров, пищу и посвятил в суть дела. Первое время, я годился только на то, чтобы сортировать печенье и вкладывать листок с очередной запрещенной статьей в каждую пачку. И вдруг, совершенно неожиданно, я открыл в себе дар.
Вначале просто развлекал матросов, прося их завязать мне глаза и выложить на стол случайные предметы, чтобы я мог определить хозяина каждой вещи, а затем мной заинтересовался капитан. Он помог с дорогущей амуницией, которая взяла на себя все основные функции кожи, кроме осязательной. Я стал уникальным. В отличие от других, меня невозможно заменить ни человеком, ни прибором. С тех пор, мы можем достать всё. Стоит захотеть. Но мы хотим только одного – вернуть людям знание, помочь им снова понять, в чем истинная радость.
Воспоминания совершенно отключают мозг от реальности, пока я пробираюсь мрачными коридорами к спасительному подвалу. Не вижу ничего, кроме картинок моего невеселого прошлого, а потому не замечаю, как из темноты, прямо мне наперерез выскакивает неизвестный.
Ловко увернувшись, не даю ему схватить себя за одежду. Что теперь? Пока он здесь, в подвал мне нельзя. Выверенным движением выхватываю из небольшого чехла на поясе маленький электрошокер. Оружия не ношу, хотя и постоянно получаю за это выволочки от капитана. Пускай. Я готов быть вором, но убийцей – никогда.
- Постой, - тихо просит незнакомец и делает шаг навстречу, мои глаза различают сухого, седобородого старичка. – У меня больное сердце. Если ты используешь это, я умру. Может быть не сразу, а когда вернусь домой. Возможно, врачи констатируют инфаркт, и тебе ничего не будет, но я прошу, выслушай, прежде чем пустить его в ход.
Я не двигаюсь, но и шокер не прячу. Пусть видит, что я настроен вполне серьезно.
- Говори, только быстро, иначе мне придется сделать выбор не в твою пользу, - стараюсь, чтобы голос звучал жестоко и убедительно.
- Они с тобой? – смотрит с надеждой.
- О чем ты? – еще надеюсь выпутаться, ведь его уровень доступа ниже того, что написан у меня на табличке.
Проследив за моим взглядом, старик устало улыбается.
- Это старый. Я не захотел менять. Здесь на фото я моложе.
- Кто ты?
- Я тот, кто первым обнаружит ваш корабль.
- Что тебе нужно? – нервно сжимаю флэшку, рискуя порвать карман. - Ведь тебе что-то нужно, иначе ты не отважился бы прийти сюда один.
- Я собирал их, сколько себя помню, а теперь хочу, чтобы именно ты дал им вторую жизнь, - он подошел почти вплотную. – Теперь ты понимаешь, о чем я?
- Нет! – я почти кричу. – Я всё уничтожил, ничего не осталось.
Опять эта улыбка, будто он видит меня насквозь.
- Просто сравни, - говорит и отступает, освобождая мне путь. – Большего я не прошу.
Я остаюсь на месте. Он вздыхает.
- Иди, сынок. И подумай, может быть не всё, во что ты веришь – правда.
Ребенком я зачитывался историей о морских разбойниках. Единственная потрепанная книга, что, точно какая-нибудь бриллиантовая диадема, передавалась в нашей семье из поколения в поколение. Мне было всего шесть, когда дед открыл банковскую ячейку и положил на мои, подрагивающие от нетерпения, ладошки стопку пожелтевшей бумаги в измочаленном временем картоне. Тогда я решил, что он окончательно свихнулся, но теперь понимаю: лучшего подарка нельзя было и придумать.
Мой старенький дедушка. Говорят, он был бунтарем и ни разу в жизни не склонил головы. Когда пришло время, он восстал даже против старости, бережно ухаживая за редеющими волосами и надежно скрывая парой фланелевых перчаток едва проступившие пигментные пятна. Я помню, он почти выиграл битву, но внезапно получил удар в спину от противника, который никогда не объявляет войны. Он умер, резво отбивая такт по крышке пианино и широко улыбаясь юной, розовощекой девушке. Всё, что осталось от статного мужчины, до самого конца, не утратившего красоты и привязанности женщин: старая книга, клавишный инструмент и пара пятипалых кусочков ткани.
Я не ношу его перчаток. Теперь уже нет. Каждым миллиметром кожного покрова я должен чувствовать то, что делаю. Я слышал, что один такой миллиметр содержит больше двух миллионов клеток, и все они дышат, чувствуют, а главное - помнят. Мои не просто эмоциональны, они – разумны. Одно прикосновение, и я способен считать отпечатки пальцев с любой поверхности. Для меня не останется секретом даже самый замысловатый и длинный пароль, ведь ваши пальцы бегают по клавиатуре в определенном порядке, а я могу почувствовать этот порядок. От меня не скроется и то, с какой силой вы давите на клавиши – чем ближе к концу, тем сильнее. Я могу вскрыть любую дверь, если ее хоть раз открывали до меня, реальна она или виртуальна – неважно.
Звон колокола в, припрятанном за ушной раковиной, миниатюрном передатчике возвещает о том, что объявлена пятиминутная готовность и я, напялив шерстяное пальто, со всех ног несусь в ближайшее бомбоубежище, чтобы встретиться с остальной частью команды красавца-галеона с вызывающим именем «Месть Невежественных». Я ношу гордое звание первого помощника и отвечаю за корабль головой, поэтому он всегда при мне.
- Отличный денек для хоешей кйажи, - картавит боцман, расплываясь в масляной улыбке, его железные зубы игриво поблескивают в тусклом свете мигающей лампы.
Кивнув, машинально лезу в карман, ощупывая массивный карабин и холодный корпус, пристегнутой к нему, маленькой флэшки.
- Я открою тебе наружную дверь, Тав, - пищит низкорослый толстячок, нервно водя скулами, едва заметными из-за пухлых щек, отчего сразу становится похожим на жующего хомяка.
Не знаю его имени, а потому снова киваю и поворачиваюсь к боцману.
- Надеюсь, в этот раз ты все хорошо проверил, и сюрпризов не будет, - говорю очень жестким тоном, специально протягивая каждое «р».
- Йазумеется, я йасчитал всё до мельчайших подйобностей, - улыбка не покидает его лица, завораживая металлическим отблеском.
Удивительная способность при таком дефекте речи специально подбирать слова так, чтобы большинство из них содержало ненавистную букву.
- Я счастлив, - надменно бросаю, уже не глядя в сторону довольного жизнью боцмана.
Моргающий свет вырывает из темноты неподвижную маску. Если бы не постоянное перемещение зрачков, резко контрастирующих с блекло-голубой радужкой, в этом лице сложно было бы заподозрить наличие жизни. Даже глубокие рытвины на носу и щеках больше напоминают трещины в камне. Тиберий Кортес. Наш предводитель, мозг и здравый смысл. А еще он некто вроде доброго, но строгого отчима. Мы не имеем ни малейшего понятия, кем он был раньше. Все, что нам известно: он - капитан галеона, а мы – его экипаж. Каждый из нас трепетно хранит свою собственную историю восхождения «на борт», не выдавая ее никому ни под каким предлогом. Объединяет одно: все эти истории связаны с ним.
- Не слишком ли много ты на себя берешь, Октавий? – говорит капитан спокойно, будто и не хочет уличить меня, а интересуется просто так, из любопытства.
Мою спесь сдувает, будто порывом ветра, хотя даже самому тощему сквозняку не пробраться в подземный лабиринт бомбоубежищ, которым правим мы – пираты.
- Я лишь хотел напомнить… - начинаю оправдываться, ощущая, как невыносимо пылают уши.
- Не стоит, - холодно обрывает мою тираду и смотрит на часы. – У вас пятнадцать минут. Держите связь.
Боцман свистит в начищенную дудку, и мы срываемся с мест, словно стайеры. Я бегу чуть позади остальных. Мой выход будет много позже, когда слетят увесистые замки, откроются тяжелые двери, и останется только одно препятствие, неказистое на вид, но самое надежное из всех. Флэшка приятно щекочет пальцы. На ней давно уже нет ничьих следов, кроме моих собственных. В финале спектакля только я и корабль.
- Впейод койсай! – боцман толкает в спину.
Очнувшись от внезапно охвативших раздумий, осторожно пробираюсь по узкому канализационному колодцу, ухожу резко вправо и одним прыжком забираюсь на ржавую от постоянной сырости лестницу. В нос ударяет запах гнили и плесневых грибов. Ну почему всегда одно и то же? Неужели в городе не осталось зданий, где подвалы еще используются людьми? Рука утопает в чем-то мягком, липком и мерзком. Брезгливо отдергиваю, машинально оттирая о штаны. Лязг засова и визжащий скрип несмазанных петель заставляет вжаться в осклизлую стену.
- Это я, Тав, - шепчет знакомый человечек, которого я уже окрестил про себя Фаршированным шаротелом.
- Наружная дверь должна хотя бы одной стороной выходить наружу, - сердито ворчу я.
Толстяк виновато разводит руками.
- Прости, но по-другому никак.
- Значит, никудышный из тебя вербовщик, - раздраженно отмахиваюсь.
Шаротел обиженно сопит, но предпочитает не возражать. Еще бы, он всего лишь матрос, таких на галеоне сотни, если не тысячи. Ухмыляюсь про себя и бесшумно выскальзываю за дверь. План здания выучен мною так, что я могу поворачивать в нужном направлении с закрытыми глазами.
В одном из коридоров встречает запыхавшийся юнец. Он глядит восхищенно, будто перед ним апостол и, трясущимися от напряжения, пальцами меняет мое излюбленное пальто на темно-синий потертый пиджак. Последний немного тесноват. Я недовольно дергаю плечом, но тут же замечаю на лацкане небольшой бэйдж с чужим номером и моим собственным, немного помятым лицом.
- Отличная работа, - потираю руки, рассматривая уровень доступа.
Судя по заглавной «А», на эти пятнадцать минут я здесь - большая шишка.
- Спасибо, господин, - пацан краснеет.
- Господин? – издевательски приподнимаю бровь. - Твой код, единица?
Он вспыхивает и тихо, но сердито шипит:
- Вы ошибаетесь, я не единица, у меня есть имя.
- Вот и хорошо, - заглядываю ему в глаза. - Никогда не произноси слова «господин», если хочешь, чтобы никто больше не ошибся на твой счет.
Он хватает меня за плечо. Даже через толстую ткань пиджака я чувствую жар его пальцев.
- Всё готово, - лопочет. - В хранилище - никого.
- А рядом?
- Только двое, но они - из наших.
- В зале проблем не будет?
- Нет, сегодня утром поступило распоряжение исключить перерывы.
- Ваша работа? - улыбаюсь уголками губ.
- Моя! - выдыхает он.
- Молодец! Будешь продолжать в том же духе, очень скоро получишь повышение.
Я вижу, как расправляются сутулые плечи, и как наполняются гордостью глаза юноши.
- Возможность служить «Мести Невежественных» - уже повышение, - говорит он.
- На.
- Что? – его плечи снова опускаются, а руки хватают и мнут полу такого же нелепого пиджака, какой теперь на мне.
- Мы говорим: «Служить на «Мести Невежественных».
Я дружески хлопаю мальчишку по спине, отчего выражение его лица становится еще более детским, и устремляюсь вперед. Капитан не любит ждать. Всё же он был прав: я слишком много болтаю.
Коридоры, коридоры. Зачем их столько? Какое нерациональное расходование пространства. По обеим сторонам десятки каморок, иногда с маленькой дыркой для света, а иногда и вовсе без нее. В каждой копошится никчемная единица. Они только выглядят как мы, а на самом деле не больше, чем пугливые твари, что снуют в темноте подземных катакомб. Они боятся всего: света, слов, знаний, а главное — неповиновения. Вот их самый навязчивый страх. Изо дня в день они приходят сюда, чтобы выполнять монотонную, ненужную работу. Говорят, что некоторые так и умирают, накрывшись очередным выпуском последних новостей.
Каждый раз, когда я появляюсь в подобном месте, меня раздирает от желания распахнуть эти двери, одну за другой, и за волосы выволочь на свет тех, кого найду за ними. Останавливает долг: нет, и не может быть ничего важнее, чем то, что мы делаем для нашего полумертвого мира, проклятого всеми богами, в которых когда-либо верило человечество.
Зал. Новое нагромождение крысиных нор, только с прозрачными стенами. Как по мне, так это форменное издевательство. Проходя мимо, я бесцеремонно разглядываю склонившихся над одинаковыми столами, одинаковых людей. Могу поспорить, что у многих за плечами десятилетия подобной работы, но ни один не может похвастаться, что знает имя соседа, от которого отделяет лишь тонкая стеклянная перегородка. Интересно, кто из них уже успел перейти на нашу сторону?
Несмотря на мой нахальный взгляд, головы так никто и не поднял. Жуть. Истинные слуги своего хозяина, они - скорее нули, чем единицы. Заветная дверь. Дотрагиваюсь до кнопок кончиками напряженных пальцев. Сейчас мне нужен только пароль, а не генетический код тех, кто этот пароль знает. Странно. Никаких следов кожного жира. Мертвый пластик, ничего больше. Прижимаюсь чуть сильнее. Тканевых ворсинок нет, значит, перчатки они тоже не используют. Еще сильнее. Закрываю глаза. Осторожно ощупываю кнопку за кнопкой. Есть!
Пластмассовая стружка, мельчайшие крупинки. Кем бы ты ни был, но ты точно не дурак и, судя по всему, код набираешь исключительно шариковой ручкой. А может тому виной вовсе и не изощренный ум, а просто глупая привычка? Как бы то ни было, я уже знаю твой секрет. Хотя не могу не поблагодарить, ты подал мне отличную идею.
Достаю из кармана флешку и осторожно нажимаю с ее помощью нужные символы. Дверь тихо пищит. Совсем как наш друг Шаротел. Я внутри. Здесь всё очень напоминает отделение морга, куда меня вызывали на опознание одного из матросов: холодно, чисто и тихо. Хотя, если вдуматься, это и есть морг. Последнее пристанище не прошедшей цензуру информации. А вот и «холодильники» - полки с прямоугольными коробками серверов. Прохожу мимо. Мне нужно дальше, в маленькую заваленную хламом комнату, где стоит один единственный компьютер. Всегда поражался человеческой способности защищать всё так, чтобы непременно оставалась возможность эту защиту обойти.
Господь Всемогущий, да тут и пароль идентичный тому, что на двери! Сдается мне, я стану здесь частым гостем. Количество папок поражает воображение. Что же качать первым? Как будто прочитав мои мысли, за ухом оживает передатчик.
- Октавий, оттуда нам нужно только две папки: «Пошлятина» и «Запредельный маразм».
Поперхнувшись собственной слюной, тупо переспрашиваю:
- Вы уверены, что именно их, капитан?
- Не верь глазам.
- Мы вернемся?
- Нет.
- Но тут столько всего, мы же не можем...
- Выполнять приказ!
Передатчик шипит, словно разъяренная змея. Я бессильно провожу рукой по лицу. Возможно ли, чтобы именно это было тем, ради чего рисковало столько людей? Ведь в случае провала, нас ждет не простая потеря должности или даже тюрьма - мы положили на кон собственные жизни.
Решение приходит мгновенно, подобно пуле, пущенной из кремниевого карабина. Я просто не имею права...
Минута, две, пять.
Передатчик взрывается картавым басом.
- Уходи оттуда, Октавий!
- Дай мне минуту.
- У меня ее нет, вали оттуда!
Начинаю лихорадочно возить мышью. Я вечно смеюсь над наивными новичками, которые свято верят, что это поможет ускорить время передачи данных, но продолжаю дергать несчастное устройство, не теряя надежды, как и любой, загнанный в угол, зверь. Кровь стучит в висках. Ну, когда ж ты уже доползешь, гадский индикатор загрузки?
100%
Чуть ли не прыгаю от радости.
- У меня всё! - кричу гораздо громче, чем требуется.
- Не ори и выметайся из хранилища!
Почему он не картавит?
Подхватываюсь.
- Корабль на месте?
Господи, что это со мной? Чуть не забыл основное. Лихорадочно впихиваю флэшку обратно в разъем. Да что же за день такой, теперь еще и вставляться не хочет. Наконец всё сходится, я запускаю файл.
Пиратский галеон «Месть Невежественных» - последнее, что увидят белые от ужаса сотрудники хранилища, перед тем, как их сервера окончательно и бесповоротно отойдут в мир иной. Это - прихоть капитана, а теперь уже и наша визитная карточка. Так мы напоминаем о себе, так заставляем единицы корчиться от страха, а их хозяев рыть землю, чтобы отыскать и отобрать у нас единственное, что осталось. Нашу свободу.
Они – это кучка жирных толстосумов, возомнившая себя последней инстанцией. Но это только так говориться, на самом деле, они вовсе не безобразны. Они красивы и начитанны, они видели и знают такое, чего нам даже во сне не приснится. На них работает целая армия профессионалов, чтобы сделать их жизнь идеальной. Как же я ненавижу этих подонков, их баб и их выродков. Всё их холеное отродье с натянутыми до задницы лицами и снисходительной улыбочкой. Под ней кроется отвратительный оскал презрения ко всем, кого они зовут «единицами». Не зря.
Тупое, оголтелое стадо. Всё для него, для любимого. Хотите легализовать наркотики? Пожалуйста. Любой ребенок, только-только прекративший писать в штаны, знает, как правильно приготовить дозу, чтобы увидеть не страшных чудищ, а новые цветные миры. Проституцию? Держите! Девочке достаточно научиться считать до десяти, и она вполне может сделать неплохую карьеру, по три раза на день падая на спину пред каждым потным мужиком. Наркотики и секс теперь - единственные развлечения, подарок для возлюбленного народа. Есть, конечно, еще парочка, пусть и менее значимая: можно нажраться синтетической еды со вкусом амброзии и, если повезет, то утром вполне спокойно отправиться «работать» в свою родную каморку. А можно поглазеть в ящик, который с утра до вечера бубнит о том, как вам повезло и показывает кровавые истории о тех, кому повезло меньше. Вот и всё. Весело, правда?
А им весело. Можно сказать, это предел их мечтаний. Овцы. Их я ненавижу еще больше лощеных ублюдков. У них отобрали веру, заменив фанатичным гипертрофированным суррогатом - они побежали молиться новому идолу, радуясь, что теперь разрешено то, что раньше было запрещено. Их дома обыскивали, их самих унижали - они, кланяясь, снова и снова открывали двери. В конце концов, у них отобрали самое дорогое – знания, а они устроили ликующий хоровод вокруг огромного костра из книг, с которых еще вчера с трепетом стирали пыль.
Меня передергивает каждый раз, когда я вспоминаю, что сам был одним из них. Я также вставал по утрам и отправлялся в душную, плохо освещенную комнатушку. Я даже, как будто, любил свою работу. Вечером я приходил домой или задерживался в пестрящем огнями кабаке, чтобы всё равно оказаться дома, но позже и рядом с миловидной девчушкой, имени которой я не вспомнил бы уже через пару часов, даже если бы она решила вдруг мне его сообщить. Я был доволен. Как хряк, мирно посапывающий в сарае до тех пор, пока в него не вошел кто-нибудь с огромным ножом.
Всё изменилось в один день. Они пришли, чтобы отобрать две самых дорогих мне вещи: дедушкино пианино и книгу о пиратах. Ассистенты. Нам вдалбливают, что они слуги народа, только мне хорошо известно, чьи это слуги. Они сказали, что моя профессия не требует хранения в доме подобных предметов, и они с удовольствием помогут передать их труда, где эти самые предметы нужнее. Лживые шавки. Я вытолкал их за дверь. Захлопнув ее перед их вытянутыми рожами, я навсегда вычеркнул себя из списков благонадежных единиц.
Позже, пряча книгу за пазухой, я стучался во все известные мне двери, но везде находил только испуганные взгляды, иногда с просьбами одуматься, но чаще с резким осуждением. Потом закончились деньги. Всего за неделю я стал похож на голодного, бездомного пса, вздрагивающего от любого звука и принимающего тень от фонаря за петлю ловца бродячих собак. И тут в моей жизни появился капитан. Он дал мне кров, пищу и посвятил в суть дела. Первое время, я годился только на то, чтобы сортировать печенье и вкладывать листок с очередной запрещенной статьей в каждую пачку. И вдруг, совершенно неожиданно, я открыл в себе дар.
Вначале просто развлекал матросов, прося их завязать мне глаза и выложить на стол случайные предметы, чтобы я мог определить хозяина каждой вещи, а затем мной заинтересовался капитан. Он помог с дорогущей амуницией, которая взяла на себя все основные функции кожи, кроме осязательной. Я стал уникальным. В отличие от других, меня невозможно заменить ни человеком, ни прибором. С тех пор, мы можем достать всё. Стоит захотеть. Но мы хотим только одного – вернуть людям знание, помочь им снова понять, в чем истинная радость.
Воспоминания совершенно отключают мозг от реальности, пока я пробираюсь мрачными коридорами к спасительному подвалу. Не вижу ничего, кроме картинок моего невеселого прошлого, а потому не замечаю, как из темноты, прямо мне наперерез выскакивает неизвестный.
Ловко увернувшись, не даю ему схватить себя за одежду. Что теперь? Пока он здесь, в подвал мне нельзя. Выверенным движением выхватываю из небольшого чехла на поясе маленький электрошокер. Оружия не ношу, хотя и постоянно получаю за это выволочки от капитана. Пускай. Я готов быть вором, но убийцей – никогда.
- Постой, - тихо просит незнакомец и делает шаг навстречу, мои глаза различают сухого, седобородого старичка. – У меня больное сердце. Если ты используешь это, я умру. Может быть не сразу, а когда вернусь домой. Возможно, врачи констатируют инфаркт, и тебе ничего не будет, но я прошу, выслушай, прежде чем пустить его в ход.
Я не двигаюсь, но и шокер не прячу. Пусть видит, что я настроен вполне серьезно.
- Говори, только быстро, иначе мне придется сделать выбор не в твою пользу, - стараюсь, чтобы голос звучал жестоко и убедительно.
- Они с тобой? – смотрит с надеждой.
- О чем ты? – еще надеюсь выпутаться, ведь его уровень доступа ниже того, что написан у меня на табличке.
Проследив за моим взглядом, старик устало улыбается.
- Это старый. Я не захотел менять. Здесь на фото я моложе.
- Кто ты?
- Я тот, кто первым обнаружит ваш корабль.
- Что тебе нужно? – нервно сжимаю флэшку, рискуя порвать карман. - Ведь тебе что-то нужно, иначе ты не отважился бы прийти сюда один.
- Я собирал их, сколько себя помню, а теперь хочу, чтобы именно ты дал им вторую жизнь, - он подошел почти вплотную. – Теперь ты понимаешь, о чем я?
- Нет! – я почти кричу. – Я всё уничтожил, ничего не осталось.
Опять эта улыбка, будто он видит меня насквозь.
- Просто сравни, - говорит и отступает, освобождая мне путь. – Большего я не прошу.
Я остаюсь на месте. Он вздыхает.
- Иди, сынок. И подумай, может быть не всё, во что ты веришь – правда.
Читать дальше